Прошло три недели, и меня вновь выпихнули в круиз, но теперь в обратную сторону – через Новосибирск на Урал. В Алма-Ате лил дождь, когда длинный «ЛАЗ» 101-го маршрута повёз нас из города в аэропорт. Едва отъехав от аэровокзала и повернув с улицы Пастера на улицу Мира, наш водитель дёрнул рычаг скоростей, но его вдруг заклинило на какой-то средней, второй или третьей скорости. Нейтралка или какая-то другая передача больше не включалась – рычаг встал колом. Но наш мужик нисколечки не растерялся – всё таки на 101-й рейс ставили самых лучших водителей 1-го автопарка, и тут я увидел высший пилотаж настоящего шофёра!
Автобус практически по инерции скатился вниз по Мира. Повернув на Ташкентскую, шофёр принялся так виртуозно шуровать педалями сцепления и газа, что доехал до «Саяхата», ни разу не остановившись. На Красногвардейском он остановился, вылез со своего сиденья, и попытался двумя руками сдёрнуть рычаг с этой скорости – не получилось. Так и поехали дальше.
Бедный наш водила периодически отпускал сцепление и давал газу – автобус дико ревел и начинал мелко дрожать, но разгонялся километров где-то до пятидесяти. Потом ехали по инерции, сколько получалось. Но самое главное испытание ждало его перед воротами въезда на лётное поле. Они были закрыты, и ему пришлось остановиться. Когда охранник открыл калитку, шофёр, дав газу и шуруя вперёд-назад сцеплением, смог тронуться с места и выкатился к самолётам. Доехав до нашего «Ту-134», он просто выключил двигатель, и автобус моментально остановился. Высадив нас, он не менее виртуозно исхитрился уехать.
Тот же самый рейс, тот же самый борт, та же самая погода, что и три недели назад – 122-й автобус вёз меня из Толмачёво в город, и даже не верилось, что я вообще куда-то отсюда улетал. Моя тётка выписалась, наконец, из больницы, и встретила меня вкусным обедом. Съездив на следующий день на электродный завод и подписав там наш договор, я собрался в следующий пункт своей командировки: документы от наших доблестных «цементников» нужно было доставить на «Богдановичский фарфор».
Посмотрев на карте, что Богданович – крупный железнодорожный узел, я пришёл в кассу дальнего следования на Новосибирске-Западном, и попросил купейный билет на «Сибиряк». Но оказалось, что он там не останавливается, и поэтому меня запихали в какой-то пассажирский. Идя с вокзала с этим билетом, я вдруг увидел в каком-то «комке» наши родные сигареты «Казахстанские» по 45 рублей за пачку, когда в Алма-Ате на «Николке» они шли уже по 50! Я купил их аж 15 пачек, чем дико удивил киоскершу: «А у нас их никто не берёт!» Новосибирск предпочитал курить болгарские...
Воскресным утром я приехал на Новосибирск-Главный. С соседнего пути у меня на глазах сорвался и унёсся в пасмурные дали «Сибиряк», а спустя 10 минут следом за ним поплелись и мы. Вагон шёл почти пустой. Лишь через несколько часов, в Татарской, у меня в купе появилась попутчица, а в два соседних купе заселилось семеро кавказцев.
Моя новая соседка, которой было уже далеко за сорок, застелила себе полку, обложилась двумя десятками клубков разноцветной пряжи и выгрузила на столик около сотни всяческих спиц и крючков. Принявшись что-то вязать, она вдруг устроила мне форменный допрос – кто я такой, куда и зачем еду, и так далее. Через час я уже готов был послать её очень далеко, но не стал связываться и просто выбрался в проход. Обратно в купе я вернулся только тогда, когда мадам уже спала...
Рано-рано утром, в Тюмени, моя соседка выходила. Я выбрался на перрон чуть раньше неё, и о чём-то разговорился с одним из кавказских мужиков. Когда мадам, собрав все свои крючочки-клубочки, вышла, наконец, на перрон, то оказалось, что её встречает не в меру любвеобильный муж. Супруги закатили шикарную сцену из «Шербурских зонтиков» с долгими и смачными поцелуями прямо перед нашим вагоном. Кавказцы, которые тоже почти все вышли на свежий воздух, пристально наблюдали за этим спектаклем, а когда парочка влюблённых ушла с перрона, тот мужик, с которым я мило беседовал, повернулся к одному из своих, и спросил: «Ти би свой жена так же встречаль?» – и раздался дружный хохот...
Я вышел из поезда в Богдановиче и поднялся на переходной мост. И, когда окинул взглядом окрестности, в голову сразу пришла мысль, что свою повесть «Смерть этажом ниже» Кир Булычёв написал именно про этот город! Фарфоровый завод принялся разбираться с лебедевскими бумагами, а мне дали направление в заводскую гостиницу. Это тоже была общага, причём мало отличавшаяся от каменскоуральской, находившейся всего в сорока километрах отсюда. Через этот город текла та же самая речка Исеть, и вода в кранах была настолько же напичкана известняком.
Я кипятил себе воду крохотным кипятильничком в стеклянной банке и, когда она закипала, сразу же становилась мутно-белой. Через несколько минут осадок покрывал дно банки слоем в сантиметр-полтора. Я аккуратно сливал воду с осадка, и только тогда заваривал чай...
Прожив два дня в Богдановиче, я поехал в Первоуральск. Рано утром проходил какой-то пассажирский поезд, на котором можно было доехать туда напрямую, не пересаживаясь в Свердловске. На крохотном вокзальчике не было ни буфета, ни киосков, а по дальним углам рассосалось несколько бомжей. Я разбудил кассиршу, дремавшую в своей будке. Она долго не могла включить свой компьютер, и я подумал, что придётся ехать без билета. Но до прибытия поезда тётка всё же успела разобраться в своих кнопках, и выдала мне место в четвёртый вагон.
Поезд уже подошёл к перрону. Этот вагон не открылся, и меня впустила проводница с соседнего. Когда я перебрался в свой четвёртый, из «служебки» высунулась заспанная проводница, отобрала у меня билет, и снова улеглась. Плацкарт был практически пуст: двое человек спало в первом полукупе, и очень старенькая бабуля с маленькой внучкой сидела в шестом. Я занял место в восьмом и сходил в другой вагон за кипятком.
Пока я пил чай, девчушка расхныкалась, и бабушка стала рассказывать ей сказку, да так красиво, что я не выдержал, и перебрался к ним поближе: такого мне ещё слышать не приходилось! Бабуля выдала невообразимую смесь из «Конька-Горбунка», «Хозяйки медной горы» и ещё парочки других сказок, и мастерски сплела их в один, почти детективный, сюжет!
Как мы доехали до Свердловска, я даже как-то и не заметил, но там в наш вагон прибежало народу больше, чем в нём было мест: какой-то мужик ещё целый час сидел на краешке полки и ждал, пока я сойду... В Первоуральске я не стал селиться в гостиницу, ибо все вопросы на заводе «Хромпик» до конца рабочего дня всё же утряслись. Я взял билет на следующий поезд и часа на три поехал побродить по центру города. Быстро темнело, магазины стали закрываться, и обратно на вокзал пришлось вернуться задолго до отправления. Фотоаппарата, чтобы побегать с ним за «паровозиками», у меня тогда не было. Окоченев в зале ожидания от холода, я с трудом дождался своего поезда.
С получасовым опозданием приполз состав из абсолютно разномастных по цвету вагонов, и жёлто-красных, и жёлто-голубых, и просто зелёных. Дверь моего вагона уже была открыта, и я заскочил внутрь. Проводница, милая и забавная крохотная рыженькая девчушка, напевая: «Верьте в любовь, девчонки...», сортировала возле своего купе использованные простыни – огромные тюки с этим бельём были больше её!
Меня разбудило радио – бригадир поезда объяснял, что мы прибываем на станцию Пермь-2. Едва начало светать, шёл мелкий дождик, дорога хитро петляла между косогорами, и на очередном причудливом повороте рельсов, где-то внизу вдруг возник огромный сиреневый город, приветливо подмаргивавший мне тысячами своих разноцветных огоньков.
Доехать напрямую до «Нефтеоргсинтеза» не получалось, и мне сказали, что сначала нужно попасть к базару. Переполненный «Икарус с гармошкой» полз туда почти полчаса. Я вышел у центрального входа на рынок. Дикая инфляция, захлестнувшая бывший СССР, когда цены каждый месяц вырастали минимум вдвое, привела к тому, что в совершенно жутком дефиците оказались вдруг самые мелкие деньги! И у входа на базар стояли мужички с огромным чемоданом, полным мелких денег, по 10, 25 и 50 рублей, и предлагали размен крупных бумажек (от тысячи и выше), причём аж за 10 процентов с размениваемой суммы!
Трамваи усть-катавской модели «71-605» в Перми были тогда даже не из двух, а из трёх вагонов. Причём с самого переднего и самого заднего из них пантографы были сняты, а на крыше среднего токосъёмников стояло сразу два – друг за другом! Я влез в тот трамвай, который мне подсказали, и поехал на комбинат. Внутри салона по всем светильникам были накрашены ярко-красные трафареты с одинаковой грозной надписью: «Лампочки не выкручивать – они на 54 вольта!»
«Нефтеоргсинтез» оказался далеко за городом, и трамвай половину своего пути прошёл, как электричка. На заводе я быстро нашёл нужных мне людей и, после того, как закончилась «оперативка», на которую за компанию затащили и меня, решил сходить пообедать, а потом ехать в гостиницу. Но в столовую комбината охрана меня по выдававшемуся командированным трёхдневному временному пропуску не пустила. Уж и не знаю, почему, но туда могли пройти только сотрудники самого завода. Я уехал в город, заселился в гостинице, и пообедал в кафе рядом с ней...
Через два дня я собрался ехать домой. Через Пермь-2 проходил наш скорый Ленинград–Алма-Ата, но билетов на него в предварительной продаже не было. Поздно вечером я поехал на вокзал, надеясь, что за три часа до прибытия бригадир состава обязательно «скинет» несколько мест.
Желающих попасть именно на этот поезд оказалось человек восемь, но всем остальным нужно было ехать не дальше Караганды. Подошёл положенный срок, и оказалось, что Балезино не передало в Пермь ни одного места! Кассирша оказалась человеком, и сказала нам, что если места освободятся в самой Перми, то она постарается продать их столько, сколько успеет за пятнадцать минут стоянки этого поезда.
Через пять минут после прибытия состава телеграммка от бригадира оказалась в «комплектовке». Все места были только в прицепной вагон до Кустаная, и мы минут за пять успели их раскупить – кассирша, ну просто классная тётка, посчитала нам заранее, сколько мы должны будем заплатить за билеты, и каждый уже стоял с готовой суммой денег без сдачи. Я оказался предпоследним и ещё помог женщине с ребёнком, взявшей последний билет, добежать до конца перрона, и забраться в наш самый хвостовой вагон. Поезд тут же тронулся.
Кустанайская «прицепка» оказалась до неприличия новенькой. И стерильно чистой! Проводниками были пожилые муж и жена – не то чеченцы, не то ингуши. Проводница, как только рассвело, постоянно ходила по вагону то с веником, то с тряпкой, и всё время что-то протирала, мыла, подметала. Пол в вагоне блестел! На подоконниках не было ни единой пылинки, а стёкла были абсолютно прозрачные! Туалет сверкал, как на рекламной картинке!!! В такой чистоте как-то неловко было даже соринку после себя на столике оставить!..
После Свердловска стало чуть посвободнее, и я перебрался с верхней на нижнюю полочку. Соседнюю полку занимал старый дед-башкир, ехавший до Челябинска. И с самого утра он начал вопить, как русские испохабили всю его Башкирию разными там нефтяными скважинами и споили весь народ, но теперь у них своя власть, и они сами хозяева своей земли! Короче, что хотим, то и будем теперь делать, и никакая Москва нам больше не указ!
Что возьмёшь со старого – ввязываться с ним в эту дискуссию никто из нас не стал, и дед сидел ну просто орлом! В этот самый момент ему вдруг улыбнулась злая звезда. Старый принялся завтракать – достал огромный газетный свёрток, где у него было варёное мясо и хлеб и, не прошло и пяти минут, как весь пол в купе оказался усыпан крошками! Дожёвывая, дед ещё продолжал что-то вопить, и тут мимо нас в очередной раз проходила проводница с веником и тряпкой. Увидев на полу такую грязь, она сначала просто оторопела, а потом со всего размаху звезданула деда своим веником по голове. Старый потерял дар речи, а пол и столик в нашем купе ровно через две минуты опять сверкали стерильной чистотой! До самого Челябинска дед не проронил больше ни слова!!!
Поздно вечером наш поезд пришёл в Кустанай. Сразу за Челябинском я взял у нашего проводника свои билеты и прошёл с ними по составу до штабного вагона. Билетов у меня было два: один для проезда в общем вагоне пассажирского поезда от Перми до Алма-Аты, второй – доплата за плацкартный вагон скорого поезда от Перми до Кустаная. Я показал их бригадиру и попросил, чтобы меня за какую-нибудь доплату перевели в другой вагон, чтобы доехать сразу до Алма-Аты, но тот полистал свою «амбарную» книгу и сказал, что мест не будет.
К кассе кустанайского вокзала за те двадцать минут, пока этот поезд стоял там, подойти было просто невозможно. Поэтому я подождал с полчасика и, когда этот поезд ушёл, подошёл к опустевшей кассе, и попросил себе билет назавтра. Купейных билетов опять не оказалось. Потом выяснилось, что откуда им было взяться, если в составе из девяти вагонов было всего два купейных? Плацкартный билет мне выписали без проблем, да ещё и с нормальным нижним местом.
Время шло к двенадцати ночи и нужно было ещё как-то доехать на самый край города до господ Кичигиных. Троллейбусы до вокзала тогда ещё не ходили, а маршрутные автобусы уже все спрятались. На остановке осталась толпа человек в сорок, безуспешно атакуемая озверевшими в предвкушении близкой наживы разномастными частниками-таксистами. В этот момент появился какой-то «развозной» на «ПАЗике». Ему было абсолютно поровну, в какой край города ехать, и он стал «заводить» толпу на тему: «Кому – куда?" Народ мигом разделился на две примерно равные группы – одни орали: "КСК!!!», вторые – «КЖБИ!!!» На моё счастье победили «КЖБИ», водила поехал по маршруту, сильно напоминавшему 27-й, и я через каких-то полчаса оказался у строительного техникума...
Дверь открыл ошалевший Игорёк: он подумал, что это неправда, и ему всё снится! Но я стоял вот – живой, здоровый и настоящий! Наступало воскресенье, и можно было тарахтеть хоть всю ночь. Было бы с чего! На кухне у Кичигина стояла огромная десятилитровая бутыль с домашним вином из мелких дачных яблок, и мы на пару, несмотря на доносившиеся с дивана ноты протеста Олечки Витальевны, принялись его дегустировать. Нам хватило...
Наутро Ольга уехала на барахолку, а мы, взяв с собой в коляске Витальку, принялись бродить вокруг дома. Когда Олечка вернулась, она отобрала у нас с Кичигиным «пассажира», а мы тут же пошли в «25-й» магазин, накупили мяса, и Игорёк изобразил праздничный ужин. Уже совсем стемнело, когда господа Кичигины, все втроём, посадили меня в автобус, и я приехал на вокзал.
Моими новыми попутчиками оказались два пацана, моих ровесника, разрисованных наколками так, что свободного места на них уже не осталось. Звали их Васькой и Серёгой. Один из них с ходу попытался наехать на меня, чтобы я уступил ему нижнюю полку, но у него ничего не вышло – общаясь на нашем производственном участке с работягами, половина из которых была разрисована не хуже этих орёликов, я тоже имел более или менее полное представление о «понятиях». Тогда эти приятели пошли в вагон-ресторан, набрали там пива, и угостили меня бутылочкой.
Два друга рассказали, что едут проведать третьего, который попал в автомобильную аварию, и теперь лежит в больнице.
Я объяснил, что возвращаюсь из командировки.
Наутро в Целинограде Васька с Серёгой накупили себе заварки, кефира, полукопчёной колбасы, зефира, пива, водки, и уставили весь столик. Чего уж там говорить – Васька шуршал в кармане такой пачухой «капусты», которая лично мне никогда и не снилась. Орлы стали подтягивать меня в компанию, и поить нищего младшего научного сотрудника водочкой. Мы позвали ещё нашего проводника Гошу, и вчетвером выпили две бутылки. Потом мы с Серёгой заварили себе чайку, а Василь никак не мог угомониться, и попёр в соседний вагон-ресторан, намереваясь заказать столик на всю нашу компанию.
Не было его очень долго и, только выйдя в тамбур покурить, мы поняли, где он пропал: сломался замок двери междувагонного перехода и Вася повис в тамбуре ресторана, бесполезно пиная эту дверь и так, и сяк. Серёга попытался просунуть в замок свой ножик, а я побежал за проводниками. Гоша с дверью церемониться не стал: он изрубил топором всю её обшивку и пенопласт, который оказался под нею, добрался до замка, открутил его и выкинул прямо на рельсы. Проход был снова открыт, и Васька всё-таки потащил нас в ресторан, как мы не отнекивались.
Сидели там недолго, ещё одной бутылочки вполне хватило, и мы расползлись по полкам. Проснулись поздно вечером в Сары-Шагане, где Серёга набрал пива и огромного копчёного сазана. Опять пришёл проводник Гоша, снова откуда-то появился пузырь водки, и мы славно посидели ещё часок. Утром в Отаре Васька опять набрал пива, включили «похмелятор», и вскоре подъехали к Алма-Ате.
Орлы попрощались со мной и взяли такси до Нового автовокзала – им нужно было куда-то за город, ну а я вернулся домой аж с тремя подписанными договорами, и дядя Саша Сторожев на следующий день зачитал мне благодарность перед строем...
