Мартовский праздник Наурыз 2011 года Казахстан впервые начал отмечать аж целых пять дней. До российских новогодних праздников не дотягивало, конечно, но даже такой длинный выходной был нам в диковинку. По этому случаю Владимирыч собрался к своим отцу и братьям в славный городок Джамбул, успевший к этому времени вернуться к своему древнему названию Тараз, и снова позвал с собой в компанию меня. Однажды, в какой-то прошлый раз, такая совместная поездка у нас не получилась, но на сей раз...
Ледяным и пасмурным утром первого дня каникул полупустой автобус спустился по проспекту Сейфуллина до вокзала Алма-Ата 1. К величайшему моему удивлению даже не стоя, как обычно, по восемь минут на каждой остановке – не для кого было стоять в такой день. Дядя Миша на своём «Рекстоне» притулился на другой стороне пешеходного моста над рельсами, мурлыча себе под нос какую-то очередную мелодию.
Когда поёт Степанов, спокойно дети спят...
Я быстро погрузился, и мы покатили к выезду из города на Бишкек. Пепельница у Владимирыча под рукой наполнялась катастрофическими темпами – я быстренько вспомнил зимнее путешествие на «Мазде» из Москвы в Алма-Ату, и представил себе, что бы было с моим бедненьким «Субариком», не брось я курить за год до его покупки... До поста ГАИ у поворота на Казыбек Бек мы еле как доползли аж через полтора часа. Но каскеленским жолполовцам наша машинка была неинтересна, поэтому, миновав их, Дядя Миша нажал на педальку сильнее – теперь можно было и полетать.
Народу на трассе было сравнительно мало – основная масса наверняка упылила на «юга» накануне вечером, но пассажирских автобусов было явно больше, чем обычно. Пост ГАИ у поворота на Отар мы тоже миновали без остановки и покатили на перевал. Вскоре оказалось, что ГАИ-шной «Газели», облепленной со всех сторон телекамерами и радарами, и чуть ли не намертво вмурованной на вечную стоянку за поворотом на подъёме, на сей раз тут нет. Не оказалось ГАИ-шников и на спуске с Курдая.
Повернув перед Георгиевкой направо, мы прокатились вдоль вереницы пустовавших базаров под общим названием «Барыс-2». На дороге стали попадаться внушительные ямы. До перекрёстка с бывшей объездной трассой, шедшей вдоль границы мимо густонаселённых пригородов киргизской столицы, провалы в асфальте были достаточно редкие. Теперь эта дорога оказалась закрыта на год: новая трасса, как часть строящегося межгалактического автобана «Западная Европа – Западный Китай», должна была идти только по нашей территории, не пересекаясь с киргизской границей, и не касаясь её. Пока приграничную дорогу прокладывали там по-новому, все, ехавшие из Алма-Аты в сторону Джамбула, должны были мотать лишних шестьдесят километров вкруговую через Чу.
Было похоже на то, что этот город накануне Наурыза подвергся налёту бомбардировщиков стран коалиции – объяснить как-то иначе такое количество ужасающих ям на дорогах вокруг райцентра не получалось. Зато вся Жамбылская область обожала «триумфальные» арки, которыми оказалась усеяна эта разбитая трасса. Они обозначали границы районов, населённых пунктов, и даже начала некоторых улиц.
На дороге от Чу до Таттов машин стало намного больше: к ехавшим на «юга» со стороны Алма-Аты прибавились и те, кто шёл со стороны Балхаша. Тем временем вдруг рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку, и начало светить нашей машинке прямо в морду. На окраину бывшего колхоза-миллионера Мерке мы попали только к четырём часам дня.
Мне очень хотелось на здешний железнодорожный вокзал – посмотреть киргизские «парабозеги», ходившие здесь из Бишкека до станции Луговая. Локомотивы Киргизской ж. д., но на территории Казахстана – чтобы с их милицией не связываться. Степанов скрипнул зубами, но всё же свернул с трассы налево. Кое-как мы с ним этот самый вокзал нашли.
Внутри небольшого аккуратного домика с надписью «Мерке Крг.ж.д.» на фасаде оказался масенький зал ожидания, но со скамейкой, окошечком кассы и расписанием. В котором даже значился невидимый интернету местный пригородный поезд, приходивший сюда из Бишкека в 17.49, а с обратной стороны – в 01.06.
Вдоль перрона бродила толпа парней в пятнистой форме с автоматами. Ну мало ли, куда они едут? Тут вдруг на крыше вокзала ожил динамик и объявил, что прибывает скорый поезд Бишкек–Москва! Я побежал на перрон. Вдали показался силуэт тепловоза, а среди солдат на перроне появились и офицеры. Оказалось, что это пограничники, досматривающие поезда. Я притулился в западном конце платформы с фотоаппаратом – на меня медленно накатывался тепловоз «2ТЭ10В» бишкекского депо с восемью вагончиками: одним – из-под фирменного поезда «Волгоград» в Москву, ещё одним – в раскраске фирменного триколора «Россия» Москва–Владивосток, а остальными – новоРЖДшно-серо-серо-красными.
Я сделал кадрик. Один из парней-пограничников тут же спросил меня, кого я тут контролирую, что снимаю прямо на перроне? Я ответил, что снимаю сам себе на память антикварный киргизский тепловоз. С лица служивого моментально исчезло всё выражение – его мозг пытался переварить то, что ему сейчас сказали, и ненароком завис. Но офицеры прошли мимо, ничего не сказав. Мы вскочили в «Рекстон» и поскакали дальше на запад.
Примерно через километр, среди клумб и деревьев справа от дороги вдруг показалось «чучело» самолёта «Ил-18»! Я уже начинал привыкать к причудам бывших казахстанских колхозов-«миллионеров»: затащить лайнер приличных размеров на постамент, расположенный минимум в сотне километров от ближайшего аэропорта! Оказалось, что этот борт в своё время сняли в самом первом чёрно-белом варианте кинофильма «Иду на грозу», а двор, в котором он стоял, оказался районным военкоматом.
Пара сосисок в тесте и пол-литра минералки в магазинчике на выезде из Мерке – Дядя Миша почему-то был ярым противником того, чтобы остановиться по-человечески в том же «Ак-Булаке», и отведать их божественных фаршированных блинчиков. «Ужинали» на ходу. Дорога же тем временем превратилась в ещё больший ужас: стиральная доска с квадратно-гнездовыми ямами, вместо обочин – холмы возводимой насыпи будущей межгалактической трассы, и низкое солнце прямо в морду. Через каждые пять километров – набор дорожных знаков: ограничение скорости в полтинник, обгон запрещён и зона действия знака в пять тысяч метров.
Но и этого совершенно охреневшим джамбульским гайцам оказалось мало – кое-где знаки ограничения скорости висели даже не в полтинник, а в тридцать километров в час! Естественно, что именно там они и стояли. Машины и так не могли разгоняться по ямам больше полтинника, а тут вообще еле плелись по километру-другому!
Но остановил Владимирыча ГАИ-шник, стоявший не у «тридцатника», и даже не на железнодорожном мосту у Малдыбая. Внезапно пошла полоса уже готовой бетонной межгалактической дороги – такой же, как от Астаны до Борового, только не в три полосы в каждую сторону, а в две – коротенькая, километров восемь. В середине бетонки оказались гайцы, которых ну никак не оставляли равнодушными наши алма-атинские номера, и они попытались впарить Степанову якобы обгон какой-то фуры... Человеку, родившемуся в Джамбуле и прожившему там большую часть жизни? Как говорят в Одессе, мне с них стало смешно...
Восемь километров хорошей дороги кончились быстро, и вновь потянулась нудная «стиральная доска» с ямами. Тем временем Владимирычу позвонил его родной брат Игорь, ездивший по каким-то делам в Ак-Чулак, и вдруг оказавшийся на трассе ненамного позади нас. Дядя Миша свернул в посёлок сахарозавода и почти проехал его весь, как нам подвернулся последний в тот день гаец. Он, увидев наши алма-атинские номера, поскакал со своей палкой нам наперерез через дорогу так, что чуть не потерял свою фуражку! «Вы едете 60, а там стоит знак 40!» Я уже готов был, на принцип, пройти с фотиком назад по улице, снимая её на память через каждую сотню метров, потому что никакого знака «40» на ней не было. Но тут нас догнал Игорь – и два родных брата втёрли по ушам этому гайцу так, что тот «потерялся»...
Игорь работал в локомотивном депо станции Джамбул. Мы, уже на двух машинах, поехали сначала к нему на работу. Затем оттуда – домой к Игорю. Оставили во дворе уставший от девятичасовых скачек по ямам «Рекстон», и уже на «Шаране» Игоря поехали по городу. И первым делом братовья завезли меня на верхушку высокого холма на другом берегу речки со священным названием Талас.
Священным потому, что всё старшее поколение ещё помнило выпускавшийся некогда портвейн с одноимённым названием. Когда наша семья переехала в 1975 году в Казахстан, отец, попивая сей божественный ярко-золотистый напиток, удивлялся, что он не имел ни одной награды винодельческих конкурсов! В горбачёвские времена портвешок этот стал всё чаще и чаще горчить жжёным сахаром. Потом, где-то с 1992 года, приснопамятный «Парасат-Самекс» стал снова выпускать ещё более-менее нормальный по качеству «Талас» в розовеньких тетрапакетах. А в 1997 году торговую марку этого портвейна перехватил какой-то северный ликёро-водочный завод – из Семипалатинска, что ли – превративший некогда настоящий портвейн в смесь красителя, спирта, химикатов и воды...
Комплекс построек на верхушке холма назывался Тектурмасом. Мавзолей у самого обрыва над рекой был построен в XIV веке и считался местом захоронения считавшегося святым Султана Махмуд-Хана. Второй мавзолей был возведён над могилой Мамбет-батыра Кунбасулы, являвшегося соратником Абылай-Хана. Мавзолей Султана Махмуд-Хана разрушали до основания дважды – первый раз в XIX веке при взятии города царскими войсками, а затем в 1935 году Советской Властью. К 2002 году он был восстановлен.
Справа от мавзолеев оказались крохотное мусульманское кладбище и смотровая площадка. Весь Джамбул был виден отсюда, как на ладони, и я сделал кадрик мавзолеев, в одном из которых уже зажгли свет, на фоне фиолетово-розового заката над расплескавшимися внизу огнями города. Затем мы спустились вниз и, проскочив по одной из центральных улиц города, заехали в супермаркет, где набрали кучу всякой всячины, и вернулись домой.
Утром следующего дня, часов в восемь, когда Владимирычи ещё спали, я собрался в ближайший магазин за манкой и молоком. Ибо утренняя манная кашка в исполнении Михаила Владимировича – это было одно из чудес света. Во дворе у Игоря жила огромная псина, «кавказец» по имени Дик. Я даже не понял, что его клетка открыта, и совершенно спокойно прошёл мимо неё к калитке. Пёс даже не мявкнул.
Поплёлся по улочке в сторону местного базарчика. Какой там Джамбул, Наурыз и юг?!! Было пасмурно и «трещал» пятиградусный мороз. Кругом был частный сектор. На соседней калитке вальяжно устроился сверху огромный котяра, а в следующем доме прилип носиком к окошку масенький пацанчик. И, не будь так серо и уныло, можно было бы сделать несколько превосходнейших кадров.
Купив продуктов, я вернулся домой. Зашёл через предусмотрительно оставленную недозащёлкнутой калитку и... огромный пёс выскочил из своего закутка и помчался в мою сторону. Ну и что? Он начал нарезать круги вокруг меня, а я? Ну не орать же спящим дяханам «Спасите!» – ещё все соседи услышат? Тихонечко, по миллиметру, я стал сдвигаться в сторону входной двери, поставил пакет с продуктами на какую-то скамейку, достал фотик и стал целиться в морду кружащей псины. Война – войной, но, глядишь, ещё и кадрик для какого-нибуть фотоконкурса получится?
И тут из двери выскочил Игорь. Увидев его, Дик поднялся на задние лапы во весь свой рост (такой же, как и мой) и «ласково» положил свои передние лапы мне на плечи. Меня качнуло. Младший Владимирыч поймал собаку за ошейник и повёл в будку. Только тогда эта псина зарычала.
– Ты первый, кого она не укусила!
– А за что меня кусать?
– А как ты вообще вышел?!!
Наградой за пережитое стала, разумеется, огромная тарелка божественной манной каши. После завтрака мы погрузились в «Шаран» и Игорь повёз нас по городу. Для начала мне показали троллейбусную линию возле стадиона «Химик» – троллейбусы ходили! Обзорный круг по городу, и мы заехали в огромный торговый дом, переделанный, наверное, из какого-то бывшего производственного здания – не настолько широкого, насколько длинного. В нём даже оказался совершенно бесплатный клозет и, пока я бегал в него, не увидел, чего там набрали братовья. Но тоже понёсся за покупками и по своей программе. Растянулось почти на полчаса...
Затем Игорь остановился у джамбульского троллейбусного депо. Всегда восхищался «постановщиками» – братовья в секунду, и не сговариваясь, разыграли перед обалдевшим пацаном-охранником сценку, что я будто бы когда-то давно работал в этом парке, и теперь просто решил посмотреть, как оно тут. Мне дали сфотографировать все троллейбусы, которые там оказались! Благо их не набралось и десятка...
При выезде из города в сторону Чимкента меня сначала прокатили мимо их знаменитого фосфорного завода, а потом привезли в посёлок Айша-Биби (бывшую Головачёвку) к одноимённому комплексу из двух мавзолеев – самой Айши-Биби и её няни Бабаджи-Хатун. Легенд об Айше-Биби в народе ходило почти три десятка, и одна из них гласила о том, что эта девушка вопреки воле родителей поехала вместе с няней к своему возлюбленному Карахану, но погибла по дороге на берегу речки Аса от укуса ядовитой змеи. В память о своей любимой Карахан построил один из самых красивых мавзолеев на Великом Шёлковом Пути, а её няня до конца своей жизни ухаживала за могилой, за что потом была причислена к лику святых и похоронена рядышком.
Игорь рассказал, что в советские времена полуразрушенный мавзолей сначала накрыли специальным прозрачным колпаком, а затем отреставрировали. Я сделал кадрик этого комплекса и мы снова выскочили на трассу. Ещё с десяток километров в сторону Чимкента, и машина свернула вправо на другую дорогу. Эта трасса шла в Каратау, и в самом её начале крутилось несколько бульдозеров, катков и грейдеров, утюжа поверхность гравийного полотна – возможно, для его будущего асфальтирования. Но вскоре мы свернули на простую грунтовку, которая и привела нас к каменистому холму, у подножия которого между зарослями деревьев и кустарников виднелось небольшое озерцо.
Камни на холме оказались развалинами древнего городища Аулие-Бастау. Наверху оказалась одинокая мусульманская могила – мне не удалось узнать, чья – она была вся обвязана непременными казахскими тряпочками и ленточками. Коридор между каменными блоками почти правильной кубической формы спускался с верхушки холма к озерцу, где среди кустарника виднелись небольшие мостки: одни для того, чтобы набирать воду, другие – чтобы купаться. Там бил термальный источник, и вода всегда была с постоянной температурой в плюс шестнадцать. Весь Джамбул приезжал сюда на Крещение...
Дядя Миша полез в источник купаться. Братовья долго уговаривали меня последовать его примеру, но безуспешно. Поглядев на низкое пасмурное небо и ледяной ветрюган, я не рискнул. Как оказалось на следующий день – и правильно, ибо Владимирыч подхватил себе междурёберную болючую простуду. Я полез с фотоаппаратом на верхушку развалин и сделал оттуда несколько кадров. Чуть позже к источнику подъехали три узбека, чтобы набрать воду из родника. Дядя Миша о чём-то побеседовал с ними, и мы покатили обратно в Джамбул.
Неподалёку от местного аэропорта и автомобильного базара на въезде со стороны Чимкента, слева оказалось кладбище, где была похоронена мать братовьёв Степановых. Заехав туда и помянув, мы покатили потом в сторону местной наркологии, в двухэтажное кафе по улице Фурманова. Обеденное блюдо, заказанное там Игорем, смогло бы удивить любого гурмана восточной кухни. Это был как бы лагман, но сделанный не с мясом, а с куырдаком – тушёными бараньими субпродуктами из сердца, печени, почек и прочего. Сверху на такой «лагман» накладывалась приличная порция салата из свежих овощей, а само блюдо называли в честь хозяина этого кафе, придумавшего сей шедевр, «серёжей»!
Заказав по «серёже», мы ещё легкомысленно попросили вдогонку по шашлыку. Погорячились. Еле влезло. Но Игорь героически выскочил снова на трассу и полетел на сей раз в сторону Мерке. Через одну железнодорожную станцию мы съехали с шоссе вправо и нырнули под насыпь полотна в бетонную трубу, предназначенную для пропуска паводковых вод. Грунтовая дорога начала петлять вдоль высохшего русла небольшой речушки вверх, к горам. Вскоре показалась пара каких-то коттеджей, трансформатор и прицеп с бочкой для воды. За всем этим посреди Великой Казахской Степи ровными рядами стояли аккуратно обтёсанные почти квадратные каменные блоки.
Это были развалины древнего городища Акыртас. Такие городища стояли вдоль всего «Шёлкового Пути» в пределах прямой видимости. И если на любом из них зажигали сигнальный огонь или дым, это сразу же было видно соседним аналогичным сооружениям. Обтёсанные прямоугольные каменные «кирпичи» располагались ровными рядами, между которыми угадывались «улицы» и внутренние помещения. Почти в самом центре городища был расположен древний засыпанный колодец для пополнения запасов воды. Огромный камень, стоявший посредине одной из «улиц», назывался «Тёплым Камнем» – он почему-то всегда был чуть теплее окружающего воздуха. Прижав озябшие ладошки к его краю, следовало вообще-то прочитать молитву, но я никаких молитв не знал...
На следующий день Дядя Миша остался дома с укутанным простывшим боком, а Игорь повёз меня к Мавзолею Карахана. Этот Мавзолей возведен над могилой Ша-Махмуда Богра Карахана, одного из первых ханов этой династии, в Х-ХІІ веках управлявший огромной территорией империи Караханидов – того самого Карахана, к которому так спешила красавица Айша-Биби. Сооружение оказалось почти в центре города и, полюбовавшись им, мы поехали потом в посёлок сахарозавода.
У развилки железных дорог, в том месте, где от основной трассы отходила ветка на Жанатас, прямо под высоченной насыпью нечётного главного хода раскинулся приличных размеров кафешник. Мы с Игорем уболтали официантку вынести наш заказ на пустовавшую летнюю площадку, где и устроились, глядя по ходу на проползающие прямо над головами поезда. Домой вернулись уже затемно, потому что я потом сделал ещё несколько кадров вечернего Джамбула – Акимат с подсветкой и дом, в котором в своё время жила кичигинская бабушка Елена Григорьевна...
Следующим утром мы с Владимирычем отправлялись на «Рекстоне» в обратную дорогу. Праздник ещё не кончился, это был предпоследний его день, но хорошего – понемножку. Трасса, квадратно-гнездовые ямы, между ямами «стиральная доска», знаки-полтинники и кидающиеся на каждую машину с алма-атинскими номерами даже безо всякого повода обнаглевшие джамбульские ГАИ-шники. Полдня ярчайшего солнца почти прямо в морду. Через все посёлки, для которых эта трасса являлась главной или одной из главных улиц, мы продирались с трудом: праздничные толпы народа гуляли прямо по проезжей части, ссасываясь к центральным кварталам.
В одном из посёлков трассу М39, проходившую через местную главную площадь, перекрыли вообще. Для транзитного транспорта поставили указатели объезда этого места по маленьким боковым улицам. И вот теперь дальнобойщики, чудом разъезжаясь, ныряя в огромные ямы и обдирая своими огромными TIR-фурами заборы и деревья частного сектора, с трудом протискивались по незаасфальтированным переулкам вокруг праздничных гуляний. Пристроившись за такой фурой, проползли весь объезд и мы.
Часам к двум дня мы добрались до Георгиевки, где я хотел купить себе их божественного хлебушка. Но далеко в центр посёлка не поехали, а пекарня напротив бывшего автовокзала оказалась закрыта. Ну что же делать? Мы развернулись и поехали на перевал. Жолполовцев на самом перевале не оказалось, стоявшие у поворота на Отар нас останавливать не стали, и Дядя Миша бодренько порулил к Алма-Ате.
Сразу за Самсами из-за очередного поворота нам навстречу вдруг выскочила легковая машина, отчаянно верещавшая сигналом и моргавшая фарами. Мы ничего не поняли. Следом проскочило ещё две легковушки, а затем на нас вдруг налетела настоящая конница! У казахов это называлось «көкпар»: впереди, вместо лихого командарма со своим знаменосцем, неслись два джигита, державшие между собой за ноги тушу уже мёртвого барана. Увидев нашу машину, они бросили своего барана почти нам на капот и кинулись врассыпную.
Владимирыч рванул руля вправо, но всё равно крепко саданул падавшую баранью тушу левым передним колесом, чудом не сбив одного из встречных джигитов, вовремя направившего своего коня почти под откос трассы. Второму орлу было проще увернуться от нас – на встречке никого не было. Остальная кавалерия в сорок-пятьдесят голов успела перескочить с нашей полосы на «встречку», но попутную полосу для них, и мы смогли просквозить мимо, не останавливаясь. Следом за конницей проехало несколько автомашин со зрителями. Для чего было устраивать ипподром на «федеральной» трассе, когда в обе стороны от неё раскинулись необозримые просторы Великой Казахской Степи, я ну вот совершенно не понял.
Через «Алтын-Орду», несмотря на шестой час вечера, мы решили не ехать, и повернули в бывшем Фабричном на верхнюю каскеленскую трассу. Просквозив в меру забитую Аль-Фараби, Степанов высадил меня недалеко от своей работы, почти возле дома, и знакомой дорогой отправился к себе. Размещённые тем же вечером фотки ещё живых джамбульских троллейбусов хоть и вызвали живой интерес у многих завсегдатаев на сайте «СТТС», предполагавших, что эта система уже ликвидирована, но в конкурсный показ всё же не попали...
