Однажды, сидя после очередной своей командировки дома, на родном диване с газетой, я вдруг заметил: мой левый глаз не видит мелкого текста. К тому времени я носил очки на минус 2,25 и еще удивился – неужто уже старческая дальнозоркость начинается?!! К врачам мне, правда, идти совсем не хотелось. С одной стороны, постоянно носился по командировкам; с другой стороны, как-то запало в душу, что походы по отечественным поликлиникам совсем не прибавляют тебе не только хорошего настроения, но – самое главное! – и здоровья...
Прошел почти год, когда я вдруг оказался в командировке в городе Красноярске (это, когда я ждал машину с нашим мертелем, застрявшую на таможне). Каким-то хмурым ноябрьским днем 1994 года нашёл там филиал Фёдоровской Клиники микрохирургии глаза и записался на приём к дежурному офтальмологу.
Касса – чек – пять долларов. Добрый доктор Айболит участливо посадил меня перед таблицей и стал подбирать мне линзы на левый глаз. Сошлись на минус 0,5. Врач объявил мне мудрёный диагноз, запомнить который я так и не смог – смысл сводился к тому, что глаза стали видеть на разных диоптриях, но это не страшно – многие ходят так же. Пожаловался ещё и на то, что вижу левым глазом чуть мутнее правого, но мне сказали, что это пройдёт...
Через полтора месяца после этого, сидя дома перед телевизором, я вдруг увидел своим левым глазом два экрана – один чуть выше, второй – чуть ниже. Тут я уже не на шутку испугался и понял, что снова пора идти по врачам. Родная районная поликлиника к тому времени осталась почти без всех «специалистов» – ввиду их микроскопической зарплаты. А в Алма-Ате между тем уже имелись платные диагностические центры, в один из которых я и решил пойти.
Система оказалась до предела простой: касса – чек – четыре доллара – без всякой очереди пройти в кабинет врача-офтальмолога и рассказать «историю с двумя телевизорами». Пожилой доктор за свою долгую практику, по всей видимости, наслушался подобных признаний предостаточно, ибо совершенно не удивился, быстренько посадил меня за один мудрёный прибор, потом за другой, третий, а на пятом по счёту приборе сказал, что у меня – катаракта. Но почему только на одном глазу, да ещё в таком молодом возрасте (29 лет)? Посыпались вопросы::
– На радиолокаторах служил?
– Нет.
– «Зайчиков» с электросварки хватал?
– Нет.
– В глаз давно били?
– Очень давно...
– Тогда у тебя сахарный диабет!
Я обрел дар речи уже в коридоре, с ворохом направлений на различные анализы. Касса – чек – 10 долларов – следующим утром я сдавал кровь раза четыре. Листочек-«бегунок», который мне завёл офтальмолог, постепенно обрастал результатами. Через неделю подоспел и самый крутой анализ – умная компьютерная машина, привезённая от Дяди Сэма, всосала в себя 20 «кубиков» моей многострадальной кровушки и через какое-то время выдала распечатку иммунограммы.
Касса – чек – 4 доллара. Врач-иммунолог посмотрела распечатку, потом на меня, и удивилась: «Какой там может быть диабет?!! Человек абсолютно здоров – хоть завтра в космос отправляй!» Тем не менее она решила заняться мною всерьёз, для чего написала на «бегунке» обращение к врачам моей районной поликлиники с просьбой направить меня снова на обследование, но уже бесплатно! «Я, – сказала врач, – поставлю тебе три или четыре внутривенных укола с разными лекарствами, а после каждого укола буду брать у тебя внутривенный анализ на американскую машину, и по ответной реакции организма на эти уколы вычислю твою болезнь!»
Заведующая терапевтическим отделением районной поликлиники внимательно прочитала все мои листочки, после чего сказала, что у неё нет никаких веских оснований направить меня на дообследование! И предложила опять сдавать все анализы, уже в поликлинике. У меня в руках оказался ещё больший, чем прежде, ворох направлений. Разбирая их, я вдруг наткнулся на надпись «ФГС» и спросил, что это такое. Оказалось – глотать «кишку» на анализ желудочного сока!!! Это меня добило окончательно, и я, сказав, что у меня не язва желудка, а глаз ослеп, бросил эти направления и ушел оттуда...
На то, чтобы снова пойти в диагностический центр, денег у меня уже не было. И я решил попробовать другой вариант: знакомая моей матери работала в поликлинике КазНИИ глазных болезней. Напросившись к ней на консультацию, я показал все «бегунки», надеясь, что уж здесь-то меня точно вылечат... Мечты рассеялись, как дым: во-первых оказалось, что направление в Институт надо опять же получить в своей районной поликлинике, потому что эта давала направления только людям из каких-нибудь дальних аулов, где не было ни окулистов, ни офтальмологов; во-вторых, КазНИИ глазных болезней не делал операций по удалению таких, ещё не до конца дозревших катаракт, как у меня.
Мне сказали, что моя катаракта может созревать еще и три, и пять лет – до полной слепоты, а я ещё что-то этим глазом мог разглядеть... Всё, что мне смогли посоветовать – разводить в воде чистейший цветочный мед (один к трём), и эту смесь закапывать в глаз. Лечить меня никто не хотел – я уже смирился с этим, и никуда больше не дёргался. Постепенно мой глаз перестал видеть отдельные объекты, а потом – и цвета...
Я уже как-то притерпелся ко всем недостаткам «плоского» одноглазого зрения – то наливал водку мимо рюмки, то переходил улицу по целому часу – не мог понять, как далеко от меня стоит рюмка или едет машина. Бегал по всем киоскам и покупал все книги по народной медицине – думал там найти себе способ лечения – бесполезно...
С этим своим больным глазом я таскал радиодетальки, ехал в тёмном вагоне «СВ», катался со спиртовозами, мотался по Саратову и Волгограду, лазил по недостроенному дому с Дядей Вовой, которому честно признался, что ничего одним глазом не вижу, и он помогал мне перебираться через узкие и неогороженные места в этом здании, поил станцию Жангиз-Тобе...
Всё было вроде бы ничего, но один раз я чуть не ушёл кувырком с высоты метров в полсотни: меня потащили в недостроенный цех на титаномагниевом комбинате в Усть-Каменогорске, чтобы показать место, где будут устанавливать мои огнеупорные изделия. В одном месте нужно было обходить край недостроенной стены по трапчику шириной где-то в метр, и как раз на такой пятидесятиметровой высоте от земли. Мне стало жутко: трап не имел никаких перил, и я с одним глазом не мог понять, как же далеко от меня его край!!! А от «высотной» экскурсии не отмажешься – скажут: «Что это за специалист такой приехал, что на объект не идёт?!!» Подождав, пока мужики, водившие меня по этой стройке, пройдут чуть дальше, и на какой-то момент потеряют меня из виду, быстренько переполз его на четвереньках...
Месяца через четыре, крутясь по дому, вдруг слышу краем уха рекламу по радио: «Лечим все глазные болезни, в том числе катаракты любой степени зрелости!..» Оказалось, что одна из алма-атинских частных клиник пригласила из Москвы фёдоровских глазных хирургов и теперь собирает для них клиентуру. На следующий же день я был там!!! Касса – чек – четыре доллара. Приём вела врач-офтальмолог одной из ведомственных больниц города. Она посмотрела мой глаз, сказала, что операция будет стоить 250 долларов, и велела снова собирать анализы.
Круг по районной поликлинике: кровь из пальца, из вены – сахар в норме, билирубины там всякие – участковая терапевтша написала заключение: «Противопоказаний к операции нет.» Снова к офтальмологу. Экскурсия в её ведомственную больницу: касса – чек – три доллара, – хитрым ультразвуковым прибором мне сняли точные размеры глаза, по которым и заказали в Москву искусственный хрусталик. Затем нас, записавшихся на операции, собрали в 12-й горбольнице Алма-Аты.
Группа набралась из сорока с чем-то пенсионеров с катарактами, среди которых был и я в свои тридцать, и пяти-шести совсем молоденьких девчонок, которые захотели себе операции для насечек от близорукости. В больнице нас всех снова просмотрели на разных приборах, и сказали, кому какие анализы еще сдавать. Осмотр терапевта, стоматолога, отдельно за 1,5 доллара анализ крови на СПИД. Врача-ЛОРа в поликлинике не было, и заключение за неё участковая написала сама.
8 сентября 1995 года всей нашей группе объявили сбор в частной клинике – московские офтальмологи приехали! Стали распределять – кого когда оперируют. На консилиуме сидело человек десять: двое московских врачей, наша офтальмолог, хозяин клиники и его анестезиологи с хирургами. Москвичи работали по расписанию: 10 операций в день. Мне достался второй день, где-то пятым или шестым.
Воскресенье, 10 сентября 1995 года, 16.00. В операционной частной клиники и её «предбаннике» крутилось полтора десятка человек. Один дед лежал, приходя в себя после операции, ещё одного резали, а меня начали готовить. 250 долларов я привёз наличными, мне выписали на них квитанцию, потом я переоделся в чистую одежду, привезённую с собой. Меня уложили на кушетку, укололи возле глаза двумя уколами, потом залили и сам глаз какими-то каплями. Несмотря на всё это меня трясло и колотило...
Операционный стол оказался ещё ýже, чем полка плацкартного вагона. Надо мною установили микроскоп и включили яркий прожектор, который направили прямо в глаз. Я зажмурился. Лицо накрыли салфеткой с вырезом над больным глазом. В веки вставили распорку. За моей головой устроился московский врач и начал операцию. Когда он сделал надрез, было в общем-то, не очень больно, однако я дёрнулся.
– Тебе что, больно?!!
– Ну разумеется, – выдавил я.
Ослеплял до боли свет из прожектора. С правой стороны подскочили и замотали вокруг руки манжету.
– Сто семьдесят! – раздался чей-то голос. Вокруг другой руки закрутили жгут и вонзились двумя иголками. И тут раздался голос операционной медсестры, обалденно красивейшей девки:
– Что же ты такой толстый, что на тебя стандартный наркоз не действует?!!
Лёжа под салфеткой, я пробубнил:
– Тем женщинам, которые пытаются возмущаться моей толщиной, я всегда говорю так: «Вы выполняете полёт НА широкофюзеляжном самолёте «Ил-86»!..»
В операционной на несколько секунд повисла гробовая тишина, а затем раздался громовой хохот! Московский врач, господин Коновалов, сидевший где-то за моей головой, погладил меня по плечу и сказал: «Ну-у-у... Если ты ещё и прикалываешься, значит будешь жить!»
Мне стало чуть полегче, операция пошла дальше своим чередом, и за следующие 15 минут, пока хирург вынимал старый хрусталик и вставлял пластмассовый, я насмотрелся таких фантастических картинок, которые не в состоянии и описать. Как мне не хватало в этот момент строителя Дяди Вовы, который лихо изобразил бы сейчас голос Леонида Утёсова, и специально для меня спел: «Но ты ж моряк, б..., Мишка – моряк, б..., не плачет, и не теряет бодрость духа никогда!..» Через час меня увезли домой с марлечкой, приклеенной над глазом лейкопластырем...
А на следующий день я уже своим ходом пришёл обратно в клинику на перевязку. Та самая операционная медсестра и ещё одна барышня, ничуть не уступавшая первой по своей красоте, в беленьких халатиках, через которые просвечивались все их тонюсенькие плавочки, тащили от машины «скорой помощи» огромную «биксу» из нержавейки со стерильными операционными инструментами внутри. Увидев меня, девчонки прикололись: «О, наш Боинг прилетел!»
Кроме меня «героем дня» стал еще один дед – после вчерашней операции, несмотря на строжайший запрет принимать теперь в течение трёх месяцев любые спиртные напитки и пиво (чтобы внутриглазное давление не поднималось), он принял дома водочки, ночью пошёл в туалет, обо что-то споткнулся, упал, и только что вставленный хрусталик съехал у него на низ глаза. Деду повторили по вчерашнему шву операцию. Бесплатно!
На первой же перевязке мне сняли марлечку с глаза, и я увидел яркое и чёткое, но какое-то желто-фиолетовое изображение в больном глазу и готов был скакать от счастья до потолка. Зрачок уже отвык сужаться на свет, и сначала было больно. С ходу я увидел этим глазом без очков восьмую строку таблицы...
Какими высокими показались мне кнопки обычного телефона! Мне казалось, что они торчат из него на несколько сантиметров!
Но искажение изображения все равно осталось! Новый хрусталик отражал свет куда-то в сторону и я, глядя, допустим, в экран телевизора, видел ещё одно тусклое изображение того же экрана чуть левее и выше настоящего! Так и осталось. Ещё через два месяца мне сняли операционный шов и выписали новые очки. Оперированный глаз стал видеть с минус 2,25 на минус 1,5.
После всех своих «медицинских» приключений я не удивился, когда прочитал объявление в одной из алма-атинских газет, что кто-то ищет специалиста по лечению катаракты при помощи... дождевых червей!!! Примерно в то же время по телевизору в первый раз показали фильм «Глаза» – это уже было почти про меня, а ещё чуть позже «я познакомился с одним человеком, у которого разглядел, так же как и у себя, катаракту в одном глазу – мужик и представления не имел, что можно вылечиться, не ездя в Москву!
И не успели мне снять с моего глаза операционные швы, находившиеся где-то над его зрачком, как мой искусственный хрусталик отправился на свою первую «экскурсию» – посмотреть свою «историческую родину»...
