Поездка на «КамАЗе» из Кустаная до Октябрьского прошлой осенью не прошла даром – устькаменогорский цементный завод решился, наконец-то, футеровать свою печь, и вызвал меня для авторского надзора за этой ремонтной кампанией к 15 мая 1995 года.
Я прилетел в Усть-Каменогорск в воскресенье, и сразу из аэропорта направился на дачу к своему дядьке Юрию Павловичу Тархову, которая находилась в двух автобусных остановках оттуда. На следующий день у Палыча был день рождения, но остаться на него у меня возможности не было – поздно вечером я влез в местный пригородный поезд до Зыряновска и поехал дальше. По дороге вызвездило и стукнул совершенно дикий мороз.
Мне повезло хоть в том, что в четвёртом часу ночи к станции Бухтарма в Октябрьском, оказывается, подавали автобус до Новой Бухтармы – я, честно говоря, на такой сервис и не рассчитывал. Гостиницей цементного завода считался их же санаторий-профилакторий под названием «Гелиос». В несколько его комнат селили приезжих командированных. И тут среди ночи оказалось, что все места заняты, и меня уложили на диване в холле второго этажа. Совершенно не выспавшись, я подскочил рано утром с этой «плацкарты» и понёсся на завод.
На углу улиц у профилактория каждое утро стояло полтора-два десятка тёток, торговавших ещё тёплым парным молоком. Рядом был местный базарчик и остановка. По посёлку ходили редкостно грудастые девочки – кровь с молоком! Наверное, с тем самым, которое тут у них продавалось...
В былые времена от посёлка до цементного завода ходили троллейбусы! Завод за свои деньги (а во времена строительства Бухтарминской ГЭС их, по видимому, хватило и на это!) построил в 1977 году семикилометровую троллейбусную линию. Посреди дороги, на небольшом перевальчике, отделявшем Октябрьский от Новой Бухтармы, поставили домик тяговой подстанции и пустили два беленьких троллейбуса «ЗиУ-682Б».
Линия просуществовала два, что ли, года. Она не доходила до самого завода около ста метров, обрываясь у железнодорожного переезда на 113-м километре зыряновской ветки. Алма-атинская железная дорога не разрешила тогда перебросить провода для троллейбуса над своими рельсами: в габарит, говорят, не вписывались. Народ, вылезая сразу после окончания смены из душа, ещё мокрый, был вынужден нарезать стометровку до конечной троллейбуса по морозам, которые там бывают и за сорок. Когда количество больничных листов, выданных по «ОРЗ», превысило все допустимые нормы, движение троллейбусов отменили и пустили автобусы, которые доходили через переезд до самого здания заводоуправления. Провода и почти все столбы сняли, подстанцию разгромили, а сами троллейбусики в абсолютной целости и сохранности сиротливо пылились между «БелАЗами» в гараже цемзавода...
Когда я часам к четырём вечера вернулся в «Гелиос», мне всё же дали место в двухкомнатном шестиместном номере, за довольно символическую (1,57$ в сутки) цену. Оказалось, что в двух таких номерах живёт бригада строителей устькаменогорского домостроительного комбината, которые совсем рядом с профилакторием собирали стандартный пятиэтажный дом. Здание было почти готово – не хватало примерно половины последнего этажа. С финансированием стройки периодически возникали какие-нибудь проблемы, и эти мужики там постоянно не жили. Их было одиннадцать человек и двенадцатое место в их номерах мне как раз и досталось.
Бригада пришла со своего объекта часам к семи вечера. Мужики оказались совершенно классные, мы моментально познакомились, и я был немедленно принят в компанию. Дружба начинается с бутылки... Мужики тут же пошли в столовую, находившуюся на первом этаже соседнего жилого дома. Заведение, вроде бы, было закрыто, но их сразу же впустили. И если на стройке командовал бригадир Саша, то всякие бытовые мелочи, вроде питания, разводил один из членов бригады, Владимир Носов, которого они все звали Дядей Вовой. Три бутылки водки он купил к ужину из их общих денег, ещё три пузыря добавил я – за знакомство. Нас накормили вермишелью с котлетами, и мы вернулись в профилакторий, где у мужиков было ещё несколько литров пива...
Дядя Вова потрясающе копировал голос Леонида Утёсова, и специально для меня напевал: «Но ты ж моряк, б..., Мишка, – моряк, б..., не плачет, и не теряет бодрость духа никогда!..»
Так и прошла вся рабочая неделя: утром я на завод, а они – на свою стройку, потом я, когда у моих футеровщиков кончалась смена, ещё успевал приехать и забраться на их недостроенный дом, где дядя Вова объяснял мне все премудрости панельного домостроения, а потом мы, уже все вместе, шли ужинать...
В пятницу эти мужики собрались домой. Единственный в сутки обратный поезд из Зыряновска проходил через Октябрьский в двенадцатом часу дня и я, пока крутился с утра по заводу, уехать вместе с ними не успел. Но оставаться в Новой Бухтарме на выходные тоже не хотелось – лучше уж сидеть со своим дядькой Юрой на даче у устькаменогорского аэропорта. Дежурные тётеньки в гостинице сказали мне, что из Серебрянска в Усть-Каменогорск два или три раза в день ходит теплоход, и я решил поехать так.
Маленькие автобусы уходили с местной автостанции в Серебрянск почти каждый час. На ближайший такой рейс в кассе даже оказались сидячие места, и я влез в абсолютно новенький «ПАЗик». Автобусик был полупустой и очень быстренько забрался на ту гору, где была серебрянская развилка, откуда лихо скатился со всеми остановками в сам город. Я нашёл пристань и посмотрел расписание – точно, через три часа шёл теплоход, но касса была закрыта, и какой-то мужик сказал, что она откроется только перед самым отправлением.
Я отправился побродить по крохотному городку, заглядывая по дороге во все, подвернувшиеся мне магазинчики. Дошёл до совершенно пустынной в этот дневной час железнодорожной станции – поезда приходили вечером или под утро – и вернулся обратно. На пристани уже появилось пара десятков человек, желавших попасть на вечерний рейс теплохода, открылась касса и, когда я уже купил билет, со стороны Усть-Каменогорска появился шедший за нами кораблик. Оказалось, что я уже видел такие в Павлодаре, на линии до Ермака, но там мне на них прокатиться так ни разу и не удалось.
Судёнышко было крохотное, на 57 мест, и называлось «Полесье». К барже, на которой стояла серебрянская пристань, была привязана ещё одна такая же баржа, верхом на которой стояла выуженная из реки огромная 220-местная «Комета» – она оказалась раза в два больше таких теплоходиков...
Салон судна оказался больше похожим на самолёт типа «Ту-154»: десять рядов кресел по шесть в каждом с одним проходом посредине. Отличие было в том, что окна были огромные, как в автобусе, и не было привязных ремней. Мотор тихонько заурчал, и наш теплоход, сделав большой круг, медленно отплыл от пристани. Развернувшись носом на речку, он начал набирать скорость. Стало подкидывать «на ухабах» волн, совсем как самолёт на взлётной полосе, пока он вдруг не оторвался днищем от воды, встал на свои подводные крылья и полетел. Скорость была, наверное, километров 70 в час. На поворотах он наклонялся точно так же, как и авиалайнер, а в одном месте, когда нам навстречу попался речной буксир, нас ощутимо поболтало на волнах, тянувшихся за ним. «Воздушные ямы»...
В шлюз Устькаменогорской ГЭС на Аблакетке нас сразу не пустили, и командир нашего теплохода минут десять ждал, пока ему откроют ворота. Открыли, судёнышко тихонько заплыло в шлюз и остановилось. Вскоре вся вода вокруг нас забурлила, и мы плавно снизились за полчаса аж на 50 метров высоты, оказавшись на самом дне корявого бетонного колодца, густо облепленного водорослями. Открылись другие ворота, и наш кораблик снова «взлетел» над водой. Перед самым речным вокзалом Усть-Каменогорска наш командир, сидевший спереди на втором «этаже», начал пронзительно давить на все свои гудки и сирены: глянув в окно, я увидел, как стайка пацанят, заплывших на самую середину реки, еле-еле успела увернуться от летящего «Полесья»...
Не перебегайте пути в неположенном месте...
Выходные прошли быстро и жутко холодным после очередных дождей воскресным вечером я встретил дядю Вову на перроне устькаменогорского вокзала. Этот орёл опять был без копейки – дачу достраивал – и я добавил ему с общего билета до купейного, а потом к нам прибились ещё двое его товарищей. Мы заняли купе целиком и достали все наши бутылочки...
На бухтарминском вокзале вновь оказался ожидавший нас автобус – мне уже рассказали, что он бывает не всегда! Вечером следующего дня моя работа кончилась, и бригада устроила вечером прощальный ужин, а дядя Вова снова спел про моряка Мишку. Утром во вторник их машина уходила в город за новыми бетонными панелями, и мужики отвезли меня на ней в Усть-Каменогорск. Разумеется, через тот же самый перевал, по которому мы ползали осенью с Кольком...
Рано утром следующего дня прямо под окнами квартиры моих дядьки с тёткой повесился мужик лет сорока с чем-то, живший то ли на первом, то ли на втором этаже в том же подъезде. Он висел прямо посреди двора на железных перекладинах для выбивания ковров. Люди, бежавшие ещё спросонок от соседних домов к остановке автобусов, натыкались на чуть раскачивавшийся от ветра труп и, шокированные сим зрелищем (ни фига себе, за хлебом сходил!), испуганно убегали за угол. Видимо, давали себе зарок никогда больше не пить...
Кто-то вызвал ментов. Первым прибежал местный участковый и встал в карауле у этих перекладин. Дядька поведал мне, что этот мужик сильно и долго пил. Наконец, приехали ещё трое, походили-походили кругами с полчасика, потом обрезали верёвку и, когда мужик упал, первым делом обшарили все карманы его одежды. Потом принесли коридорную ковровую дорожку из его же квартиры, завернули в неё мужика, закинули в кузов подошедшего грузовика и увезли. А я-то думал, что его сначала хотя бы сфотографируют или на «видик» снимут?
Рассада помидоров на балконе у моего дядьки Юры уже вымахала к тому времени почти в полметра. Юрий Палыч творил с овощами на своей даче такие виртуозные вещи, что удивлялись все его соседи. Семена он тоже выращивал сам и, когда я через день собрался, он насобирал мне два десятка растеньиц самых разных помидоров – оранжевых, чёрных, жёлтых сортов– и упаковал их в огромную коробку, прямо вместе со стаканчиками, вырезанными им из разных пластиковых бутылок, из которых они и росли.
Редкому будущему помидору довелось полетать на самолёте!..
В стаканчике под каждым из этих кустиков землицы было прилично, и доплата за лишний груз потянула на немалую сумму! Едва я прилетел домой, как сразу же потащил эту коробку дальше, к санаторию «Турксиб», где в тот же день пересадил их в землю на огороде у своего знакомого, Алексея Михайловича. Дядьки-Юркины «мутанты» после перелёта недельку поболели, но прижились абсолютно все – Михалыч и его соседи всё лето потом удивлялись невиданным «фруктам»...
