Нам нужно было срочно начать футеровку печи по прокаливанию анодной массы на Красноярском алюминиевом заводе. Жамал отправил меня в Красноярск, а сам занялся отправкой туда из Кустаная машины с нашими огнеупорами. Однако, кроме своей обычной футеровки, мне предстояло накупить всяких радиодеталек для нашей доблестной междугородной телефонной станции по списку, который нам принёс Андрюха Ларин. Для этого они с Габаевым вручили мне сверх моих командировочных аж тысячу долларов.
До Красноярска я добрался, на своё искреннее счастье, без всяких приключений на двух поездах с пересадкой в Новосибирске. Рано утром во вторник, которые потом в России назовут «чёрным», я приехал из гостиницы на завод, но всем оказалось не до меня – именно в этот день с утра произошёл какой-то жуткий обвал курса обмена рубля на доллар, и народ был занят подсчётами своих финансовых потерь.
Накануне курс обмена составлял около 2750 рублей за доллар. А утром большинство «обменников» в городе не работало. Редкие коммерсанты рискнули продавать доллары по 4500 рублей. И только один-единственный «обменник», находившийся внутри гостиницы «Яхонт», всё же каким-то образом заставили открыться и покупать у крутых постояльцев (а там жили исключительно такие!!!) эти самые доллары, чтобы они могли за всё там платить. Они поставили курс покупки в 4415 рублей за доллар. Мелькнула поначалу шальная мысль продать всю эту «штуку», но я всё же решил не рисковать – а чёрт её знает, эту Россию, что она устроит себе завтра?
А на следующий день весь ажиотаж кончился, курс обмена установился в 2940 рублей за доллар, и все обменные пунктики открылись, как ни в чём не бывало. Тем временем заместитель главного механика «КрАЗа» Александр Фёдорович Кондрашов шипел на меня:
– Где машина с мертелем? Футеровку пора начинать!
– Вышла из Кустаная три дня назад...
А грузовик, как потом оказалось, споткнулся у Омска об российскую таможню! Казахская его выпустила, а эта не принимала: то одной бумажки не хватает, то другой... На самом деле из водилы выжимали бабки, которых у него из-за всей нашей бедности попросту не было – мы ведь занимались честным производством, а не всякими там спекуляциями и перепродажами. Кончилось дело тем, что наш водила прибился к колонне ещё восьми таких же бедолаг, и они рванули ночью мимо таможни вдоль насыпи железной дороги...
В ночь с воскресенья на понедельник уже следующей недели моего сидения в Красноярске, он добрался, наконец, до завода, и встал на полукруглой асфальтированной площадке напротив главного здания заводоуправления. А утром... Пока он спал, его «КамАЗ»-длинномер обставили со всех сторон легковушками, и он не мог оттуда выехать!!! Кондрашов был уже вне себя:
– Где мертель?!!
– Да вон, прямо под носом...
Народ выглянул в окна, и весь этаж отдела главного механика вздрогнул от громового хохота, а мне пришлось идти на эту автостоянку, и не давать новым ездюкам вставать на место уехавших, пока не образовался достаточный по ширине коридор для выезда длинномера...
Футеровку всё же успели сделать вовремя, и я собрался в Томск за всякими там микросхемками и резисториками. Красноярская железнодорожная касса на улице Робеспьера продала мне плацкартный билет в прицепной томский вагон к новокузнецкому составу. Но когда я пришёл к поезду, этого вагона в составе не оказалось. И что самое интересное, никто из тех, почти двух десятков человек, которые купили такие же билеты, этому особо и не удивился. Бригадирша поезда рассадила нас по другим вагонам, благо свободных мест было много.
Рано утром в Тайге мы собрались у окошка дежурной по вокзалу. Та долго куда-то звонила, потом прибежала начальница станции, и они на пару переписали нам билеты в один из плацкартных вагонов подходившего вскоре фирменного «Томича». Но, когда этот поезд прибыл, проводница того вагона, куда мы все направились, вдруг отказалась впускать нас на том основании, что мы, оказывается, должны были сделать доплату за то, что поезд скорый и фирменный! Стали объяснять ей, что мы – пассажиры с отменённой «прицепки», но эта тётка не хотела ничего слушать. Но что она могла сделать против такой толпы – когда прошло уже двадцать минут пустых споров, а поезду зажгли зелёный, мы всей толпой просто оттёрли проводницу и заскочили в вагон...
С вокзала я побрёл прямо вдоль рельс к уже знакомой мне улице Лыткина. И, когда я переползал Южную площадь, вдруг раздался душераздирающий вопль, и прямо на меня верхом с радостными воплями запрыгнул Юрка Белов. Не знаю, уж, что подумала про нас вся толпа, стоявшая рядом на остановке...
Юрик вскоре слез с меня и поскакал дальше по каким-то своим делам, а я ввалился к Балныку. Олежка бегом соорудил что-то вроде праздничного обеда, потом подтянулся старинный габаевский кентяра Женька Исаков по кличке Бонифаций, а сам Юрик появился только к вечеру. Человек хорошо разбирался в радиодеталях, поэтому я сразу же отдал ему ларинский список. Тот стал прикидывать, где, что и почём.
А на следующий день я, Юрик и Бонифаций пошли в какой-то местный радиотехнический институт. Пошли пешком, и где-то по дороге нам вдруг подвернулся коммерческий киоск, продавщицей которого сидела настолько красивая девка, что Женя не выдержал и залез к ней в окошко чуть ли не с ногами. Мы с Юриком стояли и терпеливо ждали, когда же он с этой девчонкой наговорится. Долго ли, коротко ли, но барышня, сидевшая в киоске, судя по всему, послала Бонифация очень далеко, ибо он вылез обратно с самой кислой физиономией.
Мы посетили этот самый институт, узнали весь ассортимент и цены, а на обратном пути Женю автоматически понесло к тому же самому киоску. Юрик попытался его остановить: «Куда ты обратно ломишься, тебя же там уже послали, причём очень далеко?!!» Но Бонифаций уже не мог успокоиться: «Но там же – БЕДРО!!!»
За оставшиеся три дня Юрка и вправду нашёл по всему Томску практически все детальки из списка, за очень редким исключением! Я потратил на них почти все доллары и собрался ехать домой. Бонифаций дал мне свой огромный баул из натуральной кожи, его набили так, что еле-еле застегнули – получилось пятьдесят пять килограмм груза!!! Хорошо бы одни микросхемы везти, но там были и конденсаторы-электролиты – самое большое и самое тяжёлое...
На поезд меня пошли провожать всей толпой, и друг Олежки Балныкова Лёха – альпинист и горноспасатель из Бишкека – в лёгкую протащил этот баульчик мимо проводницы до самого девятого купе! Это был тот же самый «Томич», и я ехал теперь до Новосибирска. А там я кое-как доволок свой груз обратно до тамбура – вагон попался штабной, и проводница с бригадиром поезда смотрели на меня во все глаза: «Как же мы с тебя доплату за такой груз не слупили?!!»
Но было уже поздно – я приехал. Выпав под тяжестью своего баула на перрон, я понял, что далеко унести такую сумку всё равно не смогу и, едва нырнув в подземный переход под путями, решил поделить её на две. У меня была ещё одна дорожная сумка, сложенная в первую. Я достал её и стал перекидывать самые тяжёлые конденсаторы туда. Минут через пять меня сзади аккуратно похлопали по плечу. Оглянулся – за мною уже стояли два мента-линейщика:
– Куда едешь?
– В Алма-Ату.
Поезд на Алма-Ату уже стоял на соседнем пути, но на сегодняшнее число билетов в томской кассе почему-то не оказалось, и мой билет был на такой же поезд назавтра. Но менты-то этого не знали!
– А что это у тебя за провожатые?
И тут я увидел, как вокруг меня уже ходят кругами человек пять или шесть местных бомжей!
– Да никого из них ещё три минуты назад здесь не было!
Ментяра тут же схватил за шиворот первого же попавшегося ему под руку бродягу:
– А ты куда едешь?
– В Коченёво!
– Ах, в Коченёво?!! – и он тут же начал пинать его сапогами. Бомжи кинулись по лестнице наверх, второй мент погнался за ними, а я не стал смотреть на продолжение этой корриды. Догадывался, чем она кончится, поэтому подхватил свои сумки и бегом понёсся в камеру хранения...
На следующий вечер я притащился к поезду. Проводники были наши, алма-атинские, они уже привыкли и к более крутым «челночникам», поэтому мой багаж им отнюдь не показался большим – в вагон я забрался без проблем. Разместил под полкой оба баула и вышел обратно на перрон. На соседний путь тем временем залетел фирменный скорый «Байкал» до Иркутска. И прямо напротив нашего вагона разыгралась такая сцена: к иркутскому составу подковыляла старенькая бабуля с тележечкой на двух колёсиках, на которой были привязаны три картонные коробки. Проводница того вагона в «Байкале», куда бабка хотела сесть, огромная рыжая тётка лет сорока пяти, посмотрела на старую с самым крайним презрением и, когда та протянула ей билет, даже не стала брать его в руки:
– Посмотрите, гражданка, что написано у вас на билете? Провоз багажа весом больше 36 кг запрещён! Идите и сдавайте свою тележку в багаж!
– Да я, доченька, на похороны еду в Иркутск, вот собрала хоть каких продуктов на поминки, – бабка достала из пальто телеграмму, – Я уже не успею...
– А меня это не волнует! – проводница зашла в свой вагон и захлопнула дверь прямо под самым носом у бабки. Состав тронулся, а старая в слезах осталась со своей тележкой на перроне! Алма-атинские проводники с нашего и соседнего вагонов просто потеряли дар речи – бабуля никак не тянула на «челночного коммерсанта»...
Наш состав тронулся, не спеша доехал до Новосибирска-Южного, а там... Весь перрон был уставлен коробками с бананами, апельсинами и прочими фруктами от фирмы «Dole»! – именно на этой станции была перевалочная база, где разгружались рефрижераторные секции, и уже настоящие семипалатинские «челноки» затаривались здесь оптовыми партиями фруктов. Все эти коробки начали грузить в наш поезд, и раза четыре срывали стоп-кран – вместо двух минут мы простояли там почти пятнадцать.
Рано утром в Семипалатинске фрукты выгрузили, и в нашем вагоне осталось, от силы, человек десять, а в своём купе я вообще теперь был один. Парнишка-проводник подмигнул мне и сказал, чтобы я никого к себе не пускал – если что, то он где-нибудь девочек снимет! Но сразу же за Жана-Семеем по вагонам начала ходить целая кодла местных аульных бандитов, которые тогда постоянно крутились по всем составам между Аягузом и Семипалатинском.
Двое орлов из этой банды, увидев пустое купе, вломились ко мне и уселись на соседней нижней полке. Я показал им на ту полку, где они уселись, и на верхнюю над ней:
– Проводник сказал – эти места не занимать – бронь начальника поезда. Один из них вынул нож и уставился на меня:
– Ты что-то хочешь, что ли?!!
Я тут же схватил со столика свой нож:
– А ты? Сейчас позову проводников, и тебя выкинут отсюда!
Он схватил меня за грудки и, хотя лось был здоровый, мне всё же хватило сил вышвырнуть его в проход, причём даже чуть не вынести его дурной башкой стекло в окне напротив! Но второй-то остался в купе! Под крохотной подушкой на своей нижней полке я сложил кожаную куртку, чтобы было повыше спать и, пока я бодался с первым, он выхватил из-под подушки мою кожанку и рванул с нею по вагону.
Тут из соседнего вагона появились наши проводники и, поскольку ту падлу, что унесла мою куртку, догнать уже не удалось, первого сцепившегося со мной урода мы втроём с проводниками избили до крови и выкинули из вагона на ближайшем же разъезде. А с Аягуза по составу потянулся десяток ментов. Оказалось, что эта банда успела где обворовать, а где – и ограбить, почти треть пассажиров, украли такую же кожаную куртку у одной из проводниц, а какого-то мужика с соседнего с нами плацкарта изрезали ножами так, что его пришлось снять в Аягузе с поезда по «скорой»!!! Да, по большому счёту, и чёрт с ней, с курткой – самое главное, что мой тысячедолларовый груз остался цел и невредим.
Но когда появились те самые менты, которые только что сели к нам в состав для «разбора полётов», один из них, капитан, осматривая моё купе, вдруг потребовал показать, что в сумках. Микросхемки, лежавшие ровненькими рядами в своих прозрачных коробочках по 100 штук, почему-то немедленно навели его на мысль, что я везу всё это на переработку для извлечения драгметаллов!
– Я сейчас конфискую у тебя весь груз!
Я уже не выдержал и взорвался:
– Детали абсолютно новые, ещё не паяные. Можешь конфисковать, но учти, что когда ты придёшь ко мне завтра, и попросишь починить тебе телевизор, приёмник или «видик», то заплатишь мне за запчасти уже в три раза дороже!
Ментяра сначала опешил от такой наглости, но потом в его башке что-то включилось в нужную сторону, и он, поразмыслив, ушёл, и даже не стал требовать с меня хоть какие-нибудь деньги...
К обеду следующего дня наш паровоз всё-таки дотелепался до Алма-Аты. Жамал встретил меня на машине, привёз сначала к себе домой, и долго лазил по моим баулам, восхищаясь привезённым грузом...
