Производственный участок, на котором делались все наши огнеупорные смеси, располагался недалеко от кустанайского аэропорта, рядом с заводом «Ремдортехники». Контингент работяг составляли, в основном, бывшие зеки с Наримановки, слегка разбавленные бывшими лётчиками кустанайского авиаотряда – здоровыми мужиками, списанными с этих «Ан-24» по причине уже практически полной глухоты.
Командовал «парадом» на нашем производстве крутой татарин по имени Наиль, тоже отмотавший срок в несколько лет по кушмурунским зонам. Из бытовок не успевал выветриваться стойкий запах чифира...
Ездить из Алма-Аты на участок мне приходилось теперь частенько. С работягами я жил дружно, а главный татарин меня не любил – он почему-то думал, что я гребу деньжищи лопатой, хотя я получал от братьев Кузевановых оклад, лишь немногим больший, чем до этого в институте...
Приехав в очередной раз в Кустанай, я узнал, что Наиль договорился об испытании наших огнеупоров на лисаковской керамзитовой фабрике. На следующий же день он закинул в кузов нашего старенького «КамАЗа» пару мешков производимой нами огнеупорной смеси, выделил мне водителя – молоденького парнишку, только что получившего права, и отправил нас за 110 километров от Кустаная в этот самый Лисаковск.
Ну, поехали... Мой шофёр частенько закуривал папироски, причём я сразу заподозрил, что они у него с «травкой», но машину пацан вёл нормально, и я счёл за благо по этому поводу не возникать. До Лисаковска мы добрались часам к трём дня, и без всяких приключений.
Была пятница. Главный инженер завода принял наши мешки на склад и сказал, что сегодня испытаний уже не будет. Не будет, так не будет – мы же ему не начальники, и я попросил его заранее перезвонить нам в Кустанай и предупредить о начале работ. Потом сел обратно в машину и велел пацану вертеть баранку назад. Мой водила включил заднюю, отъехал от здания заводоуправления, снова переключил скорость, отпустил сцепление и... мотор взревел, как реактивный, но «КамАЗ» так и остался на месте! Этот орёл раскурил свою очередную папироску, затем достал монтировку и полез под машину. Полез напрасно, ибо он часа полтора стучал там всякими железками, но абсолютно без толку...
Я сначала заскочил в здание заводоуправления, успел найти дежурного начальника смены, который открыл мне один из «командирских» кабинетов, и принялся звонить в Кустанай. Каким-то хитрым набором (типа: «девятка» – гудок – «единица» – двойные гудки – «ноль» – гудок – ещё «девятка», потом, наконец-то, номер в городе), я всё же смог дозвониться до Макаридина: «SOS!!!» После этого я вышел на местную трассу, проходившую за заводом, и стал останавливать всех «камазистов» в надежде, что хоть кто-нибудь из них нам поможет, или хотя бы подскажет молоденькому мальчику, что там надо сделать. Но кому была охота возиться с нами в восемь часов тихого, тёплого и классного пятничного летнего вечера?!!
Я понадеялся, что Наиль сейчас прилетит на «Жигулях» с парочкой самых опытных наших механиков, и они хоть что-то смогут с этой машиной сделать... Татарин же, как потом оказалось, до трёх ночи просидел с мужиками на участке – в ожидании, что я договорюсь с кем-нибудь на трассе, и нас привезут в Кустанай «на верёвке»... Если бы я знал, с кем там договариваться?..
А на завод тем временем пришла ночная смена – полтора или два десятка шикарных барышень от двадцати до тридцати лет, самых разных национальностей, габаритов и цветов. Девки напоили нас чаем, после чего мой «рулевой» забрался в «спальник» кабины и улёгся – папиросы интересовали его больше женщин! Я остался в бытовке.
Барышни периодически исчезали – следить за своим оборудованием. Но не все сразу, так что мне было с кем пообщаться. В конце концов мне больше остальных понравилась одна из них, самая высокая по росту. Мадам звалась Мариной, ей было где-то 25 или 27 лет, одинокая мама, воспитывавшая маленького сына.
Пока то да сё, время перевалило за полночь, и я стал узнавать, что тут и где у них продают из спиртного. Девчонки показали мне из окна вереницу огоньков и объяснили, что там – железнодорожная станция и посёлок. Обеденный перерыв у этой смены начинался в два часа ночи, и я торжественно пообещал принести хоть какую-нибудь бутылочку. Под градом девических смешков я бодренько вышел с завода и в абсолютно кромешной тьме зашагал по дороге прямо на огоньки...
Станция оказалась примерно в получасе ходьбы и называлась «Имени Беимбета Майлина». На улицах не было ни одной живой души, и мне пришлось долго блукать по тёмным улицам посёлка в надежде встретить хоть кого-нибудь и узнать, где продают. Наконец, впереди замаячили два женских силуэта – тётеньки явно шлёпали из баньки, обмотав головы полотенцами. Я попытался их догнать, но не тут-то было – они, заслышав шаги за спиной, убежали по улице с такой скоростью, что я даже удивился! Гоняться за ними не стал – ещё за маньяка примут! – развернулся и побрёл к самой станции.
Пассажирского вокзала не было: поезда там ходили тогда только грузовые. Линии на Хромтау ещё не было, и маневровые тепловозики подвозили сюда с разных сторон вагоны с железной рудой, тут их собирали в большие составы и, уже с электровозами, отправляли дальше, в Тобол. Небольшой беленький домик, стоявший у самых рельсов, оказался какой-то бытовкой, в которой собирались на свои перекуры составители и осмотрщики поездов.
Дверь была распахнута настежь, и я зашёл прокуренную насквозь комнату со столом и несколькими лавками. Не успел я оглядеться, как с улицы послышались шаги, и в комнату ввалился огромный мужик в оранжевой жилетке, с огромным длинным молотком и фонарём. Он застыл от удивления у двери, а я спросил: «Братан, а где тут у вас можно водки купить?» Тот вывел меня к рельсам, показал на стоявший в конце первого пути одинокий вагон от рефрижераторной секции, и сказал: «Иди, достучись, там есть вино на разлив!»
По борту этого вагона я колотил минут пятнадцать, когда дверь, наконец, открылась, и появились три или четыре изрядно помятые и небритые кавказские физиономии. Они торговали каким-то своим креплёным вином, моментально нашли для меня по закуткам своего вагона 4 пустых бутылки по 0,7, наполнили их, и заткнули бумажными затычками. Советские рубли ходили по Казахстану последние месяцы, и эти три литра вина обошлись мне, как литр водки в ночном «комке».
Зажав между пальцами два горлышка в одной руке и два – в другой, я пошёл обратно на завод. Начался мелкий дождик. Комары, радуясь такой халяве (руки-то заняты!), прокомпостировали меня на совесть. Но к двум часам ночи я всё же успел вернуться в бытовку. Барышни уже накрыли дастархан и просто обалдели, когда я ввалился в комнату с этими бутылками. Винцо оказалось достаточно вкусным, и вся моя ночная смена заметно повеселела! После «обеда» я пошёл посмотреть, чем вообще занимаются на своей работе девчонки.
Полюбившаяся мне Марина привела меня к транспортёрам, по которым ползли к печи ещё сырые гранулы будущего керамзита. Сняв показания приборов, барышня вооружилась лопатой, быстренько подобрала с пола весь просыпавшийся с резиновых лент керамзит и закинула его обратно на транспортёр. Потом мы прошлись почти по всему заводу и вернулись в бытовку. До самого конца смены я болтал с этой барышней о том – о сём, и к восьми утра она позвала меня к себе в гости! Ясно, зачем... «Дай адрес, – сказал я, – не могу же я свой грузовик с таким чудо-шофёром бросить, отбуксируем его в Кустанай, и я вернусь к тебе на автобусе!» Но тут барышня взбрыкнула, обиделась и убежала домой, так и не сказав, где живёт...
В утренней смене женщин почти не было, я забрался в кабину и уснул. Наиль всё же догадался приехать к часу дня в Лисаковск с механиками. Покопавшись под машиной вместе с моим шофёром, они тоже не смогли сделать сцепление. Потом мы часа полтора стояли на трассе, пытаясь поймать буксировщика, но бесполезно. Татарин обложил меня всеми матюками на свете за то, что я не сделал этого вчера вечером – но я-то впервые попал в такой переплёт в совершенно незнакомом городе... Вернулись к «КамАЗу», сняли с него аккумуляторы, закинули в багажник нашего «Жигуля», кое-как уместились в нём сами, и покатили в Кустанай. Рессоры несчастной «пятёрки» дошли до упора, но до города она нас всё же довезла.
Мне вскоре пришлось улетать назад в Алма-Ату. На обратном пути я летел на «Ан-24», который шёл рейсом Х-1002 Кустанай–Аркалык–Караганда–Алма-Ата. Билетов на нормальный беспосадочный рейс не нашлось. Самолёт был полупустой, а большинство пассажиров было до Караганды. И можете себе представить состояние почти двух десятков человек, которых довезли до Аркалыка, и только там объявили, что самолёт в Караганде не сядет, ввиду полного отсутствия там топлива! Бедолагам предложили либо вернуть стоимость тарифа от Аркалыка до Караганды, либо доплатить и лететь в Алма-Ату.
И это при том, что из этого Аркалыка по вечерам уходил один-единственный поезд в Кустанай, в котором был один-единственный прицепной вагон до Алма-Аты. Этот купейный вагон почти всегда набивался до отказа: народ ехал и в Целиноград, и в Караганду, и в Алма-Ату – билеты раскупались заранее... А наш самолёт прилетел потом в Алма-Ату аж на полтора часа раньше положенного!
«КамАЗ» притащили обратно в Кустанай уже без меня. Грузовик поставили на яму, сняли коробку вместе с корзиной сцепления и, когда отвинтили уже саму корзину, в ней что-то клацнуло, и диски встали на место! Несмотря на то, что всё сцепление разобрали потом на самые мелкие болтики, причину поломки так и не нашли...
