Мотаться на новосибирских электричках до Линёво, Искитима и Дорогино приходилось часто. И редкий такой рейс проходил без каких-нибудь приключений...
Холодным зимним вечером мы с Жамалом поехали в Линёво на самой последней в тот день черепановской электричке. Напротив нас оказалась парочка интеллигентных мужичков, не то доцентов, не то кандидатов наук. Вскоре разговорились, и Габаев, окончивший Физико-Технический Факультет Томского Государственного Университета, лихо загрузил их разговорами о физике, причём на таком уровне, который находился далеко за пределами моего понимания.
Немного не доехав до Речкуновки, электричка вдруг встала прямо посреди перегона, свет в вагоне погас, остались гореть только две или три аварийные лампочки. Машинисты ничего не объявляли, а я увидел проходившее рядом шоссе и спросил у Жамала:
– Если нас сейчас высадят, ты знаешь, как ехать в Линёво на автобусе?
– Знаю.
Мужички тут же поняли, что мы не здешние и заинтересовались:
– Ребята, а откуда вы?
– Из Алма-Аты.
Оба доцента вдруг резко переменились в лице:
– А чего вы в Россию ездите?
– В командировку на электродный, футеровку делать.
– А что, у нас в России своих футеровщиков нет?!!
– Ну, раз с нами контракты заключают, значит таких, как мы, нет...
– Вы, – злобно прошипел один из «кандидатов в доктора», – урючники, ...дуйте назад в свой Чуркестан! Нечего в России кормиться! Захотели себе независимости, чего теперь сюда лезете?!!
Я ещё больше возненавидел Ельцина...
Электричка простояла без света минут пять, потом поехала снова, а доцент ещё долго возмущался в том же духе, и я уже подумал, что Габаев сейчас не выдержит и надаёт ему по башке. В Бердске оба орёлика выходили с таким видом, что дай им сейчас по автомату, перестреляли бы не только нас, но и ещё пол-электрички...
На место доцентов пришли две молоденькие симпатичные девчоночки. Жамал тут же начал с ними знакомиться. Барышни оказались без комплексов и, пока доехали до Искитима, рассказали нам, что учатся в техникуме, который готовит библиотекарей, музыкальных воспитателей для детских садиков и тому подобное. О том, в какой ужасающей нищете жили эти девчушки, можно было понять по их виду, и мы даже успели подкормить их конфетами. Счастливые девчонки вышли в Искитиме, в вагоне осталось человек пять или шесть, и мы с Габаевым до самой Койнихи обсуждали только что увиденное и услышанное...
Оставив в какой-то день Жамала самого разбираться с ОМТС электродного завода, я поехал на завод керамических изделий в Дорогино. Побеседовав час или полтора с его главным инженером, прибежал обратно на станцию, купил билетик и стал ждать электричку. Светило яркое солнце и снег начал подтаивать – крупнозернистые сугробы уже покрылись толстой плёнкой грязи. Я бродил по перрону и ненароком выронил билетик на поезд. Полез его доставать, но не угадал край платформы и тут же одной ногой почти полностью провалился в сугроб – меня вмиг перевернуло вверх ногами. Вынырнув из грязного снега, я всё же достал свой билет и, пропахав приличную траншею, выбрался обратно к лестнице, шедшей на платформу, по которой бродило ещё с десяток человек, с неподдельным интересом наблюдавших весь этот цирк...
Жамал уехал дальше, в Красноярск, а я, пока шла наша футеровка, ещё неделю жил в Линёво. Наконец все работы были завершены, и я собрался домой в Алма-Ату. Утром сдал номер в гостинице и пошёл на электричку, шедшую в Новосибирск на девять с чем-то утра.
Стояла хмурая и сырая мартовская погода. По платформе «Койниха» бродило в ожидании электрички несколько десятков человек, и я прошёл в тот её край, где должен был остановиться самый первый вагон. Недалеко от меня уныло бродил помятый мужичонка, явно с хорошего бодуна. Наконец он не выдержал, достал из своей сумки литровую стеклянную банку, закатанную жестяной крышкой, и попытался её открыть.
Сначала зубами...
Потом об железный уголок...
Но она оказалась закатана так крепко, что у мужичка ничего не получалось. Я не выдержал его мучений, достал свой ножик с «открывашкой» и протянул ему: «На, открывай, чего так мучаешься?» Мужик посмотрел на меня, как на ангела-спасителя. Банка оказалась продававшейся тогда почти во всех новосибирских магазинах молдавской «Сливой в вине» – в примерно литре портвейна плавало четыре или пять огромных слив.
Мужик отпил почти половину и дал банку мне: «На, попробуй!» Попробовал – оказалось очень вкусно, но больше всего мне понравились сливы, которые я выловил бывшей в моём складешке вилочкой и съел. Мужичок тем временем пришёл в себя и рассказал, что вчера приехал сюда из Бердска и привёз к своей тёще дочку, у которой начались весенние каникулы. Ну, а тесть сразу же стал наливать своего, домашнего...
Когда подошла электричка, мужик сел в вагоне рядом со мной и, не успели мы доехать до Искитима, как он достал ещё одну такую же баночку. К Бердску мы её прикончили, и он стал уговаривать меня сойти вместе с ним там, и пойти попить пивка: «Я знаю одно классное место и совсем недалеко от вокзала...» Но мне-то ещё надо было ехать по Новосибирску мимо всех ментов с Речного Вокзала до Юго-Западного, и я не рискнул. Мужик, довольный и счастливый, вышел в Бердске, а я поехал дальше.
Впрочем, в конце моего путешествия, у тётки Тамары на Юго-Западном, меня тоже ждал самый радушный приём...
