Институт разъехался по осенним колхозам. Мне, Кичигину и Гурову, вовремя смастырившим себе справки, досталась работа на одной из алма-атинских городских овощебаз. А муза дальних странствий уже нашёптывала мне в ухо свои нежные напевы, и я, никогда не пытавшийся сопротивляться её волшебным чарам, собрался в дорогу.
Дождавшись 1 октября 1984 г., когда вступала в действие железнодорожная студенческая льгота в 50% от стоимости билета, я пришёл в деканат, втёр по ушам замдекану, что мне нужно взять вещь в ателье проката (а он не хотел ставить печати, пока не кончится работа на овощебазе!), тут же поехал на вокзал и купил себе билет на Украину. Мне дали билет для проезда в общем вагоне до Кировограда и квитанцию доплат за то, что поезд до Москвы скорый и вагон купейный. Вся дорога до Украины обошлась мне в результате в «четвертак».
Мне достался купейный вагон в середине поезда, впервые отделанный не белым пластиком в лёгонькую серенькую клеточку, а «под тёмное дерево» и ещё пахнувший краской. Вагончик был выстелен изнутри ковровыми дорожками, горел люминесцентный свет, все зеркала, лампочки, кнопочки, полочки и крючочки были на своих местах.
Едва мы отправились, как пришёл проводник. Здоровенный седой мужик лет пятидесяти представился Валентином Павловичем и ещё до того, как проверить билеты, принёс в купе блестящий металлический чайник, пиалочки и вазочку с сахаром и печеньем. За всё это он собрал по 50 копеек с человека и сказал, что теперь на протяжении всего рейса до Москвы мы можем приходить, набирать себе чая и пополнять вазочку хоть когда и хоть сколько.
В нашем купе собралась военная компания в чинах от сержанта до капитана. У всех с собой было, и мы весело провели вечер. В 9 утра мы уже стояли на первом пути Чимкентского вокзала. Прямо перед нашим окном оказался киоск, полный свежайшего местного пива – тёмного «Бархатного». Со старшим лейтенантом Вовой случилась истерика, он тут же побежал и купил его целый ящик! Пиво мы к Арыси допили и вылезли на перрон.
Вдоль всего поезда сидели местные и продавали целыми вёдрами яблоки, дыни, персики, виноград и прочие прелести знойного Юга. Палыч купил у одного деда 34 дыни и с нашей помощью закинул их в подпол возле четвёртого купе.
В Кзыл-Орде в соседний вагон села тургруппа из двух десятков местных молоденьких девчонок – похоже, студенток какого-то ПТУ. Сопровождавший их преподаватель три раза в сутки водил барышень на кормёжку через наш вагон в ресторан – строем!!! Моя армейская компания помирала от хохота...
Утром в Актюбинске, так же, как и накануне в Кзыл-Орде, пива мы так и не нашли. Грустно... А перед самым Уральском мы вдруг надолго встали на разъезе Колузаново – на мосту через речку сразу за ним рельсы оказались разобраны на ремонт. Зданием вокзала на этом разъезде был небольшой голубовастенький домик, на ступеньках которого сидела и громко рыдала очень старая бабка-казашка. Палыч тут же прихватил с собою переводчиками двух молоденьких проводников-казахов с соседнего плацкарта и пошёл узнавать, что там случилось. И, вернувшись, рассказал такую историю.
Муж этой бабки, пенсионер и ветеран, служил на разъезде общинным пастухом. А всё остальное население имело отношение к железной дороге. Дня за три-четыре до этого, когда вся мужская часть посёлочка вдруг уехала за несколько километров чинить рельсы, к деду, сидевшему возле кошары с овцами, приехали на грузовике два мужика и попросили продать им барана. (Советский дефицит мяса сейчас представить себе почти невозможно). Когда дед отказался, двоих или троих баранов у него всё равно отобрали, а самого деда с оставшимся стадом заперли в кошаре и подожгли. Пока это заметили и прибежали тушить, все сгорели заживо. За три дня этих мужиков никто пока не нашёл. Вот такой вот Дикий Запад Казахстана...
Перед самым Уральском проводники собрали у нас сведения – кто едет с такими же «прямыми пдацкартами», как у меня, чтобы заранее заказать места дальше от Москвы. А в Уральске мы умудрились купить ящик пива, по ходу угостили и Палыча, а потом быстренько улеглись спать.
В первом часу ночи Палыч персонально разбудил желавших посмотреть на Волгу. Весь вагон дрых, а мы с лейтенантом Вовой открыли окно в проходе и смотрели, как поезд тихонечко крадётся по длиннющей дамбе. Вскоре состав загрохотал по мосту и где-то на самой середине речки из-под нас выплыл огромный грузовой теплоход, пронзительно завыв. Наш вагон от испуга подпрыгнул, но, звякнув колёсами, всё же вернулся обратно на рельсы. А где-то впереди жалобно свистнул в ответ наш локомотив.
Было на редкость темно и холодно, когда мы остановились на вокзале Саратова. В вагон запрыгнул парнишка лет чуть больше двадцати, устроился в пустовавшее третье купе и показал билет до Москвы. Поезд тронулся и Палыч пошёл кипятить чай. Новенький пассажир пошёл в тамбур покурить, и вскоре оттуда донёсся неясный шум. Палыч пошёл туда, а следом за ним увязался и я. Наш новенький наехал в тамбуре на непонятно откуда взявшегося там матросика (не из нашего вагона) и кричал, что он три года зону топтал, и что ему запросто теперь и прирезать кого и так далее.
Наш проводник спокойно поднял бывшего зека за грудки так, что тот задрыгал ножонками в воздухе, занёс в купе и швырнул на полку. Морячок быстренько отвалил в свой соседний вагон, а Палыч швырнул в меня связкой ключей, велев закрыть до утра тамбурный переход. Увидев, что я вполне соображаю, где, что и чем закрывать, шеф подобрел, набрал полный чайник чая, всучил мне вазочку с печеньем, и мы уселись в купе у уголовника.
Бедолага сидел, забившись в самый угол купе. Палыч деловито разлил чаёк и разговорился с парнишкой. Оказалось, что его звали Витькой, он был коренным москвичом и отмотал срок за то, что в Измайловском Парке снял с кого-то часы. Наш проводник прочитал ему лекцию о правилах поведения в обществе на том же самом жаргоне, который парнишка привык слышать последние два-три годочка. Пацан совершенно обалдел, а наш поезд тем временем прикатил в Ртищево.
Палыч открыл нам дверь, а сам куда-то убежал. Мы с Витькой стояли и курили на перроне, когда прошло уже полчаса, и я перестал понимать – что же у нас за скорый поезд такой? Мужик, стучавший по колёсам объяснил, что у нас сломался тепловоз, и вагонники ждут, когда приедет другой. Через час из резерва приплёлся двойной «ТЭП-60», который воздух коптил в два раза больше, но быстрее почему-то не ехал.
Добрались до Тамбова. Зарядил мелкий нудный дождь, но над первым путём вокзала была крыша. Высунулся Палыч и спросил, не хочу ли я ему помочь? Да запросто, а что делать-то... Оказалось, что торговать арысскими дынями! Ну и ладно – где наша не пропадала... Палыч взял две дыни себе, ещё две дал мне, меня отправил в сторону здания вокзала, до которого мы не доехали, велел продать там по трояку, а сам пошёл в другую сторону.
Дыни вытащили ещё многие проводники и ходили по перрону. Поэтому я до самого вокзала не дошёл, а спустился по ступенькам с перрона на тротуар. И не успел ещё ничего сообразить, как прямо возле меня лихо тормознула «Волга» с государственными номерами «ТАА», и оттуда вышел солидный мужик с депутатским значком на пиджаке:
– Продаёшь?
Я кивнул, но не успел сказать ни цену, ни чего другого, как дядя сунул мне в руки червонец, отобрал дыни, сел в машину и умчался. Я поднялся на перрон, и едва успел заскочить в свой вагон, как поезд тут же тронулся. Палыч удивлённо уставился на деньги, и, не смотря на все мои отмазки, обозвал злостным спекулянтом! А в советские времена за это сажали!!! Но, правда, Палыч тут же улыбнулся и достал из потайного шкафчика бутылочку «Таласа» по 0,7 и мы её вместе на радостях-то и скушали...
В магазинчике возле вокзала в Мичуринске не то, что пива – даже хлеба не было! Розовенький чешский электровозик прицепился к нашему поезду с другой стороны и понёсся в сторону Рязани, пытаясь хоть немного сократить нам опоздание. Но летел он недолго и вскоре остановился. Впереди снова чинили рельсы, и мы опять простояли там почти час.
Бригадир состава уже в сотый раз гонял по поездному радио самый свежий пугачёвский хит той осени: «Ледяной горою айсберг из тумана вырастает...» А в это время к нам в купе пришла кассирша, которая ходила по всему поезду, продавая забронированные нами ещё в Уральске билеты. Мне билет до Кировограда, старшему лейтенанту Вове – куда-то в сторону Петрозаводска, а вот сержанту билета в Берлин не дали. Ему эта кассирша велела по приезду в Москву идти в специальную «воинскую» кассу Белорусского вокзала. При этом «комплектовка», дававшая места этой кассирше, уже учла, что наш поезд опоздает к столице часа на три!
Предпоследняя остановка нашего паровоза оказалась на станции Рязань-2. Мы вновь пошли искать пиво и забрели в буфет вокзального ресторана. Там уже отиралось несколько мужиков с нашего же поезда. Но буфетчица, огромная бабка лет под шестьдесят, посылала всех куда подальше. Однако, когда Вова попросил не бутылку-другую, а сразу ящик пива целиком, бабуля немедленно изменилась в лице и они на пару с уборщицей приволокли нам этот ящик! Несколько бутылок мы отдали Палычу, за что получили возможность ходить в ближний к нему туалет, когда для всех остальных они уже закрылись.
«Вот сошла она с перрона Казанского...» – этой песни Малежика тогда ещё не было. Но нас, едва вышедших на платформу, моментально атаковали пацанята, которым было лет по десять – не везёт ли кто анашу? Их «пасли» в сторонке ребятишки постарше... Вся компания тепло распрощалась, и мы разъехались по разным вокзалам.
